На все эти рассуждения меня натолкнул вот этот пост с обсуждениями... 

http://www.liveinternet.ru/users/3030706/post104223600/

Одним из принципиальных вопросов было увязать просто необузданную душевную потребность к свободе и наличие судьбы, довольно неплохо предсказываемой многими шаманами, гадалками, экстрасенсами и т.д. Я рассуждал чисто логически. Если кто-то затеял эту всю игру, он наверняка не должен знать, какой ход делают игроки. В противоположном случае я буду сильно разочарован в Создателе. Такое еще простительно бабушкам, повторно разгадывающим понравившийся им кроссворд, но всевышнему? Извините - не вериться. То есть, свобода выбора - для меня почти такой же достоверно доказуемый факт, как и наличие Бога, как причины мира. Иначе сказать, не стоило заводить игры, если все ходы заранее известны.

Вторая причина - рост национальных чувств. В религии хотя бы и мировой, но веками исповедовавшейся данным народом, люди хотят обрести свою исчезающую в современном, все нивелирующем мировом обществе "истинную" национальность. Например, для "истинного" русского истинная религия - это, разумеется, православие, причем со всеми мелкими деталями обрядности (отличающими его, скажем, от греческого православия), которые с идеологической точки зрения не имеют никакого значения. Здесь религия оказывается скорее частью исторической культуры народа, а потому опять-таки она не более опасна для знания и науки, чем мелкие жизненные суеверия, вроде боязни перебежавшей дорогу черной кошки.

Наконец, третья причина (для многих основная) связана с представлением о Боге как носителе высшей и абсолютной морали. Для многих, которые не нуждаются в Боге онтологическом, Боге как движущей силе материального созидания, он необходим как образец самого лучшего, самого доброго, самого человечного, чего они не видят в окружающих несовершенных людях. Вера в Бога спасает их от разочарования в человеке. Эта тема исключительно глубока, но она лежит в стороне от темы книги Шредера, поэтому я с сожалением оставляю ее.

Для нас сейчас важней и интересней будет четвертая, совсем не тривиальная и редко обсуждаемая причина, по которой пришло к религии относительно небольшое количество людей, но зато среди них есть фигуры такого масштаба, как Альберт Эйнштейн. Это приход к религии от "ума", от размышлений о роли и месте науки в окружающем мире. Это - процитируем здесь любопытное выражение из статьи известного русского астрофизика нового поколения Владимира Липунова - "Научно открываемый бог" (1). Здесь естественно удивиться, как такое вообще возможно? Ведь внутри самой науки для Бога как сверхъестественного начала нет места по определению. Мало того, что она, как абсолютно правильно сказал Лаплас (будучи спрошен, верует ли он в Бога), не нуждается в гипотезе о Боге для своей деятельности. Ей даже категорически запрещено использовать гипотезу о сверхъестественных причинах для объяснения чего-либо. Подобные объяснения просто не признаются научными, а потому серьезными.

Однако не следует забывать ту простую истину, что наука берется объяснять не все существующие явления, а только их часть (хотя и громадную часть). Это, главным образом, повторяющиеся, или, как их называют, закономерные, явления. Там, где можно установить закон, наука вне конкуренции и ее предсказания достигают фантастической точности. Кое-что она может сказать и по поводу очень редких или даже вообще единичных событий. Но тут ее предсказания, как правило, вероятностные, а потому они вполне могут оказаться (и действительно часто оказываются) ошибочными. Другое дело, что со временем, по мере накопления фактов, область применимости науки непрерывно расширяется, все большее количество явлений становится ей подвластно, возникают все новые научные направления, наконец, целые новые науки - короче говоря, мир познаваем, и мир познается.

Эта познаваемость, или, точнее сказать, научная познаваемость, окружающего нас мира есть, возможно, самое замечательное, чуть ли не чудесное свойство нашей Вселенной. "Чудесное", - скажете вы, - "это же совсем не научное слово, здесь уже пахнет религией!" Да, именно так, и это "чудо, или вечная загадка" (теперь я уже употребляю слова самого Эйнштейна из письма к М. Соловину 1952 г.), по-видимому, явилось одной из важнейших причин, приведших Эйнштейна к религии. Можно сказать и так: рациональным чудом является отсутствие иррациональных "чудес". Для атеистической материалистической философии познаваемость мира есть аксиома (разумеется, подтвержденная опытом, а потому истинная), которая не требует дальнейшего обсуждения. Для религии (научная) познаваемость мира есть частный, и не очень важный факт - ведь для нее истинное знание все равно приходит совсем другим путем: из божественного озарения, или путем раскрытия смысла писаний, уже начертанных в богодухновенных книгах. Библии или Торе в нашем случае. Я думаю, что только ученый-профессионал высшего класса, верховный жрец науки, может оценить всю истинную замечательность того факта, что наука, сознательно ограничив круг изучаемых явлений и методов их исследования, то есть тем самым страшно упростив мир, тем не менее безотказно способна постепенно, шаг за шагом постигать Вселенную.

Сейчас мы больше знаем о структуре возможных теорий мироздания, чем полвека назад, когда Эйнштейн писал это письмо, а потому понимаем, что научная познаваемость окружающего нас мира - это не всеобщий, а частный принцип: могло бы быть не так. Наша Вселенная, несомненно, познаваема, но можно вообразить себе другую вселенную (мы еще вернемся ниже к тезису о множественности вселенных) с такими фундаментальными законами, которые не обладают свойством, которое в математике называется алгоритмической сжимаемостью. В ней, вероятно, было бы невозможно выделить и исследовать какую-либо ее часть без понимания сразу всех законов. Тогда основной для научного познания мира путь выделения частей из целого, их абстрагирования и движения к абсолютной истине путем последовательных приближений (относительных истин) перестал бы работать. Такую Вселенную можно было бы познать только всю разом, путем "озарения". Разумеется, как только факт познаваемости перешел из всеобщего, то есть единичного, в частный, сразу появляется возможность пытаться его научно объяснить. Например, можно попробовать применить антропный принцип и высказать гипотезу, что в таком мире не мог бы возникнуть мыслящий человек (см. интересное обсуждение на этот счет с обзором ранее высказанных идей в цитированной выше статье Липунова). Я остановлюсь на этом месте, так как дальнейшее обсуждение вопроса о причинах познаваемости мира увело бы нас слишком далеко от обсуждаемой здесь темы. Зафиксируем только факт, что наука, оказывается, может чуть-чуть заглянуть за свои расширяющиеся пределы в часть мира, лежащую пока что вне сферы рационального.

Теперь становится особенно интересно, не сможет ли ей в этом помочь религия со своими сокровенными истинами, записанными в священных книгах. Но сначала надо разобраться, а не противоречат ли те религиозные истины уже установленным научным фактам. Стандартный (а потому довольно плоский) ответ состоит в том, что история творения мира, изложенная в первой книге Моисея - "Бытие", при буквальном прочтении резко противоречит научному знанию, а потому ее либо не следует принимать всерьез, либо надо понимать аллегорически. Но аллегорическое толкование открывает простор для отсебятины, и непонятно, остается ли при этом что-нибудь божественное.